Главная                                     Ложь, поцелуи и Софи Марсо                          Статьи

 

  Взять ее отношение к постельным сценам или категоричные высказывания, эта сногсшибательная французская звезда, недавно выпустившая свой первый роман, во всем полна противоречий. Расследование ведет Стюарт Хасбент.

 

  Нужно обладать немалым мужеством, чтобы заставить Софи Марсо ждать себя. Как-никак, она занимает первые строчки в рейтингах самых популярных людей Франции - в первую очередь, как актриса, покорившая зрителей в роли принцессы Изабеллы из «Храброго сердца» Мела Гибсона или таинственной наследницы Электры Кинг из фильма про Джейса Бонда «Этот мир мне тесен», а также как эталон красоты. Она была «лицом» Герлена и занимала первые места среди знаменитых женщин, которых французы хотели бы видеть у себя в постели. Даже Леонардо Ди Каприо говорил, что хотел бы работать с ней, «ведь она просто кипит энергией».

 

  К сожалению, из-за превратностей сети Евростар и пробок на улицах Парижа я еду с часовым опозданием на встречу с этой богиней. Мою растущую панику отнюдь не смягчает ни постоянное видение ее веселого, чуть вытянутого лица на обложках журналов в газетных киосках, напротив которых останавливается наша машина, ни тот факт, что искренность ее высказываний пользуется даже еще большей известностью, чем ее красота. На замечание Ди Каприо она обозвала его «ребенком», фыркнув при этом: «Ему сейчас сколько? Тринадцать или одиннадцать? Ну, может быть, я могла бы сыграть его няньку». Шон Бин, ее партнер по «Анне Карениной» был «нормальный, но ничего особенного». Роберт Де Ниро, которого она встретила на съемочной площадке, был «смешной маленький человечек, которого я даже не узнала», при встрече с Брюсом Уиллисом ее первой мыслью было «Ну и что?», Джон Малкович, с которым она играла в фильме «За облаками» был «слегка занудлив – он думает, что он настоящий интеллектуал». Даже Мел Гибсон, который выбрал ее для своего фильма «Храброе сердце», потому что «она является идеальным воплощением моего представления о принцессе», получил свой приговор: «В любой сцене из этого фильма есть только Мел, Мел, Мел».

 

  Мое волнение достигает высшей точки, когда я вхожу наконец в офис Софи, скрывающийся в тени Эйфелевой башни. Величественный пресс-атташе, торжественно произнесший: «Софи вас ждет», отнюдь не разряжает обстановку. Тем сильнее становится мое удивление, когда богиня, наконец-то, появляется на пороге. Она – это сама элегантность: розовая шерстяная блузка, подчеркивающая не такое уж маленькое декольте, брюки в черную полоску и огромный серый жакет, который она тут же сбрасывает, улыбка на губах и слова приветствия. «О, эти поезда и пробки, - восклицает она на своем безукоризненном английском, - они такие...», - и в качестве эпитета, достойного европейской транспортной системы, она экстравагантно пожимает плечами, как это умеют делать только французы, с восклицанием, которое я бы передал звуком «Пфф!»

 

  Это было моим первым приятным впечатлением от Софи Марсо. Вторым было то, что в жизни она еще великолепнее, чем на любой фотографии или в любом из ее фильмов. При одном взгляде на нее многие журналисты становились поэтами («Ее непреходящее совершенство вызывает счастливую улыбку на лицах детей, - писал один, опьяненный ее красотой. - Ее густые, переливающиеся светом волосы создают непреодолимое желание прикоснуться к ним»). Что касается меня, то я скажу только, что в свои 35 лет она выглядит на полтора десятка лет моложе. Вот они, эти волосы, они обрамляют чистое, подвижное лицо без единой морщинки, когда челка падает на ее замечательные янтарные и смеющиеся глаза. Когда она улыбается, глаза шаловливо сужаются, но интенсивность взгляда остается прежней. 

 

  Но не стоит заблуждаться: Софи серьезна, несмотря на внешность беззаботной девчонки. Как и другие актрисы, равные ей по признанию, она является не только актрисой, но в равной степени также послом очарования, хотя ей и не мешало бы подучиться дипломатическим тонкостям. Так, во время турне по странам Восточной Азии, когда Софи была официально признана “Украшением Франции”, президент Миттеран спросил ее, что она думает по поводу его любимой стеклянной пирамиды, возведенной во дворе Лувра. “Я тогда сказала, что это просто бред, ммм... как это называется по-английски? Уродство какое-то”, - рассказывает она, усмехаясь своим воспоминаниям. Раздосадованный Миттеран с раздражением прервал тогда разговор.

 

  Теперь культурная составляющая в суждениях Софи заметна еще больше. Так, она встретилась с нами вовсе не для рекламы своего последнего фильма (в котором она снялась недавно - это костюмированный триллер с таинственным названием “Бельфегор - признак Лувра” - хотя маловероятно, что вы увидите его в ближайшем кинотеатре), а для того, чтобы обсудить свой первый роман. Он называется Telling Lies (Лгунья) и повествует о молодой актрисе, которая бродит по своей парижской квартире и думает о мужчине, который только что был в ее постели (или который скоро должен прийти - проза Марсо не всегда позволяет с точностью выяснить некоторые детали повествования), ездит в Канны и Лос-Анджелес (где, соответственно, ей скучно и одиноко) и размышляет о жизни («Я более не верила, что мне придется и дальше придумывать правила для себя в реальной жизни, моей собственной жизни, которая, впрочем, уже перестала быть только моей, а стала принадлежать кому-то другому»), при этом очаровывая каждого встречного и поперечного своей совершенной красотой. Не удивительно, что нам не терпится узнать, насколько автобиографичен этот роман.

 

  - Ну, что ж, - бросает она, закуривая одну из этих сверхэлегантных французских сигареток, - все, что делает любой человек, несет в себе те или иные следы его личности. В романе я взяла что-то из моей собственной жизни и добавила новые моменты, хотя все, о чем говорится в книге, очень близко связано с тем, что я знаю, что я пережила, с людьми, которых я встречала на своем пути.

 

  Ходили слухи, что идея романа была предложена Софи ее давним компаньоном, польским режиссером Анджеем Жулавским, который старше ее на 26 лет и является отцом их пятилетнего сына Венсана (они встретились, когда ей было восемнадцать, и хотя они не женаты - «у нас не было времени» - она называет его «мой муж» и открыто носит два кольца на безымянном пальце левой руки). Жулавский, который сам выпустил несколько романов, выступил с едкой критикой по поводу этой книги, когда она вышла во Франции пять лет назад, так что с тех пор Софи потеряла всякое желание говорить об этом. Но теперь она заявляет, что «очень гордится» результатом своего труда. «Мне всегда хотелось это сделать, - говорит она, - но я просто писала что-то типа дневника. Я никогда не думала, что это может стать книгой. Но через некоторое время я поняла, что могу собрать все это воедино, и теперь вижу, что получился хороший портрет человека, который пытается с психологической и эмоциональной точек зрения найти ответ на метафизические вопросы, которые волнуют его. Все это довольно абстрактно. Кстати, мне было бы интересно узнать, - говорит она внезапно, поднимая на меня глаза, - вы читали мой роман, что вы думаете об этом?»

 

  - Ну, это все... так по-французски, - говорю я.

  - Да, - одобрительно смеется она. - Так по-французски. По-моему, это действительно так.

 

  Когда актер садится за перо, результат, как правило, бывает довольно печален - книжным магазинам приходится со временем расчищать место на полках, занятых уцененными плодами литературной деятельности всяких Рупертов Эвереттов и Этанов Хоуков. Софи не страшила такая перспектива? Она морщит нос. «Да я и не читала их книжки, - фыркает она. - У меня просто нет на это времени, тем более, что кругом столько настоящей литературы. Я и не сравниваю себя с ними». И она подчеркивает свое презрение, выпустив изо рта целое облако дыма.

 

  К сожалению, сегодня Софи более сдержана в своих высказываниях, чем обычно. Когда речь заходит об «Оскарах», о рассыпается в похвалах перед Джулией Робертс, которая, по ее словам, «сделала хорошую карьеру». О ее широкоизвестном противостоянии с Изабель Аджани - которая в свое время встречалась с Жулавским и по поводу которой Софи однажды привела такое сравнение: «Я на восемь лет моложе, на три дюйма выше, и, кроме того, у меня есть груди», - сегодня она сказала только, что «в этой профессии люди часто уверены в необходимости иметь амбиции. Бывает так, что некоторые бывают недовольны, что им не удалось чего-то добиться. Но мне кажется, что каждый может найти здесь свое место». 

 

  Судя по всему, сегодня Софи более сдержана в своих эмоциях, чем обычно, хотя двойственное отношение к Голливуду, проходящее красной чертой через ее книгу, находит отражение и в действительности. «Мне было там одиноко, - кивает она. - У меня другие художественные цели. Ведь не деньги же решают все в жизни. Для меня это чужая культура и чужая страна. Думаю, что для французской актрисы у них есть только одна вакансия, и это место сейчас занимает Жюльет Бинош. Она там пользуется популярностью, видимо, потому, что для американцев она является воплощением их представления о Франции». 

 

  Может быть, ее привычка называть вещи своими именами и оттолкнула от нее Голливуд? «Вы хотите сказать, что я бываю слишком откровенна? - мило улыбается она. - Ну, да, там нужно склонить голову, сидеть тихо, улыбаться, не противоречить, а я так не могу». Она гордо поднимает голову. «Я буду сниматься в Голливуде, если мне понравится сценарий. А если не понравится, то я не буду плакать. У меня свой путь».

 

  Для многих стало шоком, когда они увидели умную, рассудительную Марсо в легкомысленной роли девушки Джейса Бонда. Ходили слухи о том, что для Жулавского эта роль Софи тоже стала полной неожиданностью, ведь он-то говорил, что играть подобные роли ниже ее достоинства - не говоря уж о ревности, которую он должен был испытывать, глядя на любовные сцены из фильма с Пирсом Броснаном. После этого говорили даже о разрыве Софи с Жулавским. «Все это было не так, - говорит Софи. - Прежде всего, съемки в фильме про Бонда, все это было очень здорово и открыло передо мной массу перспектив. К тому же, у меня была отрицательная роль, а для меня гораздо проще играть такую роль в фильме про агента 007, чем в нормальном фильме».

 

  Впрочем, она и не отрицает, что Жулавский ревновал ее. «Он не мог видеть любовные сцены, - прыскает она. - В эти моменты он уходил на кухню и гремел там кастрюлями и сковородками. Но ведь это нормальная реакция, не правда ли?» Я соглашаюсь. Но в то же время нельзя сказать, что постельные сцены оставляют Софи совершенно равнодушной. «Это зависит от роли, - говорит она. - Сорок лет назад всего этого не было, но актрисы от этого не становились хуже. С тех пор эротика перестала быть эротичной. Кроме того, - говорит она с нажимом, - я ненавижу эти поцелуи, ну, вы знаете, поцелуи по-американски, с вытянутым языком. Какая гадость! Я не могу этого видеть, просто порнография какая-то».

 

  - Но ведь вам приходилось так целоваться на экране, - возражаю я. - Нет! - ее даже передергивает. - Я так не целуюсь! Может, другие, не будем называть их имена.

 

  - Ну, ладно, кто же это...

  - Ну, Малкович, например, - фыркает она. - Фу!

 

  Как мы видим, независимые суждения Софи основываются на ее полной уверенности в своей собственной красоте. В отличие от большинства красивых женщин, которые в один голос утверждают, что выглядят ужасно, Софи всегда признавала, что она красавица. «Мальчишки не дают мне забыть об этом, - улыбается она. - Они повсюду следуют за мной по пятам и разглядывают меня». Но разве можно всю жизнь быть красивой? «Конечно, - парирует она. - Красота – это навсегда; она просто становится другой, но мне нравится видеть, как я меняюсь, взрослею. Мне нравится чувствовать себя красивой, когда мне говорят: «О, как вы прекрасны сегодня!».

 

  Да, внешность - это не последнее, что помогало Софи на ее жизненном пути. Урожденная Софи Мопу, она появилась на свет в парижском пригороде в семье водителя трейлера и продавщицы супермаркета. Потом она взяла фамилию Марсо по названию одного из проспектов Парижа и получила свою первую главную роль в тринадцать лет, когда ответила на одно объявление по поиску юных моделей, потому что «мне все надоело, я хотела быть независимой и немного подзаработать». А амбиции? «Я никогда не стремилась к большой славе, - говорит она с некоторой тоской. – Во времена моего детства, когда я видела статуи известных людей, я думала: «Как ужасно быть статуей, ты стоишь у всех на виду, под дождем, и голуби гадят на тебя».

 

  И все же, она проснулась знаменитой, когда снялась в 1980 году в фильме «Бум» - это фильм о жизни и переживаниях подростков наподобие «Грязных танцев», - а потом последовало его продолжение. В одночасье она стала «любимицей Франции». «Я помню, что все казалось мне тогда необычайно сложным, за год мне пришлось повзрослеть на десятилетие, - говорит она. - Мне пришлось бросить школу, потому что я была слишком занята, и я была другой, не такой, как все. Это принесло мне большой жизненный опыт, но мне казалось, что меня видят совсем не такой, какая я была на самом деле. Меня знали по этой сладенькой сказке, а я никогда не была такой романтической пустышкой, как эта девочка из фильма. Я всегда была довольно застенчивой».

 

  Встреча с Жулавским стала поворотным пунктом в жизни Софи; он с ходу предложил ей роль несовершеннолетней проститутки в фильме «Шальная любовь», его сцены жестокости и обнаженной натуры (кажется, нагота Софи в его собственных фильмах никогда не доводила режиссера до необходимости греметь кастрюлями) полностью изменили имидж Софи и даже стали основанием для обвинений, что он был ее Свенгали (Свенгали - зловещий гипнотизёр, герой романа «Трильби» Джорджа дю Морье. Сильный человек, подчиняющий своей воле другого и открывающий в нём скрытые таланты, возможности и т. п.). «Все было совсем не так, - возражает она. - Он просто видел, в каком направлении я должна двигаться дальше. Все думали, что я просто маленькая девочка, а мне хотелось сказать гораздо больше». Она гордится тем, что может сказать о Жулавском такие слова: «Он был моим единственным настоящим любовником - до Анджея у меня никогда их не было». А как же все эти французы, жаждущие оказаться на его месте? «Наверно, большинство мужчин гораздо более романтичны, чем мы думаем о них, - просто говорит она. - Они верят во что-то чистое, простота и доступность их не прельщают». Но предупредим сразу предполагаемых ухажеров - Софи не мыслит себе жизни без хорошей ссоры. «Мы с Анджеем ругаемся почти каждый день, и мне это нравится, - заявляет она. - Но это хорошо, не правда ли?»

 

  У них есть один дом в Варшаве и еще один недалеко от Парижа, где их сын ходит в школу. Что материнство привнесло в ее жизнь? «Может быть, я стала лучше», - говорит она. Иногда, когда она гуляет с Венсаном, тот показывает на нее пальцем и кричит: «Смотри! Это Софи Марсо и она моя мама!» Он говорит: «Ты ведь нравишься другим, почему я могу им тоже об этом сказать?»

 

  Я выражаю свое удивление, что Софи не была увековечена в образе Марианны, женщины, бюст которой олицетворяет Францию, как Инес де ла Фрессанж и Катрин Денев. «Знаете, что? - восклицает она. - Я и сама не могу этого понять, но у французов есть такое странное противоречие: они не хотят признать, что хотят видеть меня в этой роли».

 

  Теперь-то многие могут заметить противоречия самой Софи - женщины, которая не хотела быть статуей, но была бы не прочь стать бюстом; застенчивого человека, который постоянно кого-то разоблачает, но ненавидит поцелуи; суровой богини, которая не говорит ни слова о моем часовом опоздании; актрисы, написавшей роман (сейчас она взяла перерыв между съемками, чтобы погрузиться в литературную деятельность). «Что ж, - говорит она, - именно от этого я и отталкивалась; мы противоречим самим себе и спорим с собой, то и дело переходя с одной точки зрения на другую. Поэтому я и назвала свою книгу «Лгунья». Это именно так, как вы и сказали, это...»

 

  - Так по-французски?

  - Да, - весело смеется Софи Марсо. Совершенно по-французски.

 

  «Лгунья», эксклюзивный отрывок из книги

 

  "Я плохо сыграла свою роль. Он сказал мне об этом в маленьком итальянском ресторанчике напротив театра. Я сидела молча, с тяжестью на душе, мои руки были как лед. Я ждала его слов. Я чувствовала его тепло, он сидел передо мной в мятой рубашке, смотрел куда-то вбок, пытался понять, а мое напряжение все росло и росло. Я хотела, чтобы сейчас раздался бой курантов, я хотела кричать, выть, ломать себе руки, рвать их зубами и раздирать плоть, я хотела чего-то ужасного. Я готовилась к худшему, я надеялась, что так оно и будет. Пусть он будет неправ, пусть ночь станет днем, пусть это будет другой день и другая эпоха, например, 14 декабря 1645 года, пусть он будет кем-то другим, пусть я буду кем-то другой. Я готовилась признать свою вину, только бы он простил меня. Но я не могла. Что случилось? Он пытался, но не был способен понять, что же произошло со мной. Я могла протянуть к нему руку, называть его так, как я всегда любовно называла его, но он уже не мог услышать меня, меня больше не было с ним. Он сказал, что я плохо сыграла свою роль, и он не понимает почему, и - поскольку я не могла выговорить ни слова – я знала, что он прав, что все, все правильно... кроме меня самой. Мое лицо, опухшие глаза и веки выдавали правду, которую я слишком долго держала в себе, в горле пересохло, а кожа на горле одрябла и натянулась, готовая лопнуть, от страха и стыда у меня на лице не было ни кровинки, я лицом к лицу столкнулась с худшим, что только могло случиться со мной: я плохо справилась со своей ролью. Я знала, что он говорит правду, и знала, что эта правда должна быть сказана. Какое ужасное чувство, тяжелое, словно лезвие гильотины, наносящее чистый и точный удар. Мои спагетти остыли на мокрой тарелке рядом с мокрой салфеткой, и вся моя душа была наполнена ужасающей пустотой".

 

Фото Лотара Шмида

 

Мейл он Санди (27 мая 2001 года)